Робер Параго, Яник Сеньер. Макалу. Западное ребро

Один на гребне


29 апреля. Сегодня небо ясное, к 8 часам 30 минутам солнце уже пригревает. Я иду первым, собирая по пути максимум снаряжения для обработки последующих участков ребра. Мелле и Маршаль вместе с шерпами идут за мной.

Я один. Я не могу ждать Бернара, который присоединится ко мне через два или два с половиной часа. Время слишком дорого! Если мы хотим успешно продвигаться, хотим уже сегодня найти место для лагеря IV, я должен при навешивании перил рассчитывать лишь на себя. Техника этого, дела несложная, проще, возможно, ее применять, чем описывать. Однако она различна для двойки и для одиночки.

В случае двойки восходители связаны, скажем, с интервалом в 40 м на двойной двухцветной веревке, какая применяется во всех альпинистских восхождениях. Идущий первым прикрепляет, кроме того, к поясу конец 120-метровой веревки, которая разматывается по мере его подъема. Второй наблюдает за ним и потихоньку «травит слабину» двойной веревки. Добравшись до удобного места, ведущий забивает страховочный крюк и вытягивает к себе всю третью веревку, за исключением последних 40 метров, которые закреплены вверху и внизу и составляют первый отрезок навешенных перил. По этому отрезку второй в связке, никого не ожидая, начинает подниматься на жюмарах, в то время как ведущий «проглатывает слабину» двойной веревки в соответствии с обычной техникой лазанья. Затем та же операция повторяется один раз, два раза… до полного использования 120-метровой веревки; теперь эта веревка навешена в виде трех 40-метровых секций с двумя промежуточными точками закрепления. О том, чтобы одним махом навесить 120-метровую веревку, не может быть и речи! Эластичный нейлон под весом одного или двух альпинистов удлинился бы по крайней мере на 2 метра, что чревато, без сомнения, неприятными последствиями. Особенно когда речь идет о тонкой веревке, так как в погоне за уменьшением веса мы применяем веревки диаметром 5,5 мм, 7—9 мм и очень редко 11 мм.

При подъеме «соло» поясная веревка бесполезна. К последнему крюку навешенной веревки восходитель прикрепляет конец 120-метровой веревки, другой конец которой присоединяет к своему поясу. В рюкзаке за спиной второй моток. В пределах досягаемости рукой скальные крючья разных типов и размеров, карабины, молоток, а также снежные колья для закрепления на снегу. Снежный кол, разработанный экспедицией на Жанну в 1962 г., представляет собой рукоятку ледоруба длиной примерно 40 см, на одном конце которой острие, а на другом — металлическая головка и кольцо, в которое вставляют карабин с веревкой. Эта рукоятка ледоруба, кроме того, снабжена в верхней трети металлическими крылышками подобно ракете, что препятствует повороту кола под действием натяжения.

Нафаршированный, таким образом, различным снаряжением, восходитель поднимается на 30—40 м, забивает первый крюк; еще 30—40 м — второй крюк, и так, далее вплоть до полного разматывания веревки.

Вот эту технику я и буду применять сегодня, так как, повторяю, я один и слишком нетерпелив, чтобы дожидаться Бернара. Ледоруб и кошки прекрасно держат на снегу, и, если бы не одышка от высоты и приступы кашля, потрясающие меня при каждой остановке (ибо кашляют на остановках, а не во время движения), восхождение было бы просто сказкой!

Гребень великолепен. Да, я знаю, они всегда прекрасны, снежные гребни, дороги к небу, но этот гребень прекраснее всех. Он чудесен сам по себе, по своей структуре, по чистой линии переменных наклонов; южный склон отсвечивает зеленоватым цветом; на северной стороне он покоится на вертикальных скальных колоннах черного цвета, подчеркивающих его деликатную белизну. Прекрасен гребень и потому, что нам он представляется как пронизанная светом дорога к Ребру, воодушевляющая нас и ведущая к победе.

Здесь по-настоящему начинается наше Ребро. Я остановился на минуту, чтобы перевести дух, и смотрю во все глаза. Оно действительно такое, как мы видели, угадывали, предчувствовали по сотни раз изученным фотоснимкам, такое, каким я видел его во сне.

Эта зона скал со снегом, которую я преодолел по выходе из лагеря III,—это только нечто вроде цоколя; круто, конечно, но не вертикаль. Вертикальность берет разбег в конце снежного гребня, там, где этот гребень соединяется со скалами, где эти скалы одним взмахом устремляются к небу на протяжении 500м.

Сначала зона плит, по виду исключительно гладких, крутизна которых постепенно увеличивается. В общем не так уж круто, градусов пятьдесят, пожалуй. Затем цилиндрическая, абсолютно вертикальная башня высотой более 80 м, которую мы окрестили «свечкой», потому что она удивительно схожа с другой башней, ставшей знаменитой благодаря альпинистской прессе, свечкой центрального ребра Френей на Монблане. Над свечкой—головной убор из полосы нависающих скал.

Далее склон постепенно выполаживается. Несколько фирновых участков приводят к юго-восточному гребню, пройденному впервые японской экспедицией в 1970 г. и называемому нами по этой причине японским гребнем. При выходе на этот гребень неизвестность кончается. Правда, есть там еще вертикальный взлет в сотню метров, без всякого сомнения, сложный. Но если японцы его прошли, почему мы не сможем? Но если… если… Давайте не будем забегать вперед!

Сначала Ребро! Право, на этой вершине все старается усилить впечатление непреодолимого стремления вверх: увеличивающаяся постепенно крутизна вплоть до большого предвершинного взлета; сближение восходящих и наклонных желобов, вырезанных эрозией на северо-западном и юго-восточном склонах; вогнутость этих склонов, на которых взор лихорадочно ищет новые необычайные маршруты.

Да, сначала — Ребро и особенно эта монументальная «косточка», ключ взлета — свечка. Гладкий цилиндр самой своей выпуклостью кажется отделяемым от стены. Столь гладкий, что мы предусмотрели среди нашего снаряжения шлямбурные крючья. Вот будет работенка, если докатимся до этого! Какой концерт на шлямбурах! У меня уже заранее руки болят… А вдобавок она явно нависает в своей верхней части, эта трижды проклятая свеча. Это, конечно, не столь явно выраженный карниз, как, например, на Гран Капуцине, но животик все же есть, голова у свечки больше туловища. Мы постараемся по возможности не штурмовать эти навесы в лоб. Конечно, современные восходители обожают трудности, но мы не дошли еще до того, чтобы искать сложнейшее в сложнейшем. Ну так как же, налево? Нет, безнадежно. Путь явно надо искать справа: сзади башни или еще правее, на этой маленькой юго-восточной грани или на второстепенном ребре, ограничивающем ее с юга. Это будет не так элегантно, но эффективность прежде всего… Увидим. Вернемся теперь к нашему гребню.

Сорок метров, снежный кол, и я начинаю снова; Трудный выжим на руках на двухметровую скальную стенку. Забиваю крючья. Дохожу до фигурного снежного образования, у подножия вертикальной ступени, похожей на жандарма. Закрепив веревку, исследую южный склон гребня. У основания ступени отслоение снежного склона создало настоящую подгорную трещину. Возможно, лагерь IV мог бы тут устроиться с большими удобствами, чем на самом гребне. Но я не убежден. Надо посмотреть повыше.

Жандарм сложен из породы красного цвета. Гнейс нижних склонов уступил место выше лагеря III слою гранита, который, по-видимому, тянется до конца большого взлета, примерно до 7900 м *. Прочный гранит, очень похожий на гранит Игл Шамони, но с несколько более темными прожилками, какие можно встретить на Гран Капуцине и на юго- западной стене Сиалуз в Дофинэ.

Правая сторона взлета нависает, левая пересечена вертикальным обледенелым кулуаром. Путь проходит здесь. Трудный, право, очень трудный. Я зря не снял рюкзак и оставил на себе снаряжение и веревку, которая тащится за мной. Этот вес тянет меня назад, на нависающую стенку. Вершина взлета наконец! Пока затихает бешеное сердцебиение, мне становится ясным, какой я идиот! Я ведь едва не сорвался. Почему не подождал Мелле? Сколько времени я потратил на этот участок? Пять минут? Два часа? Понятие времени здесь не такое, как в Альпах. Эта веревка, нужно ли было тянуть ее за собой? Нет… Да… Когда лагерь IV будет установлен, когда его нужно будет снабжать, когда шерпам, а наравне с ними и сагибам придется забрасывать туда грузы, веревка будет необходима А на спуске для усталых людей еще более. Дыхание никак не хочет войти в норму, сигарета поможет! Бернар вылезает на гребень 150 метрами ниже. А я все еще не нашел места для лагеря IV.

Снова снежный гребень. Он идет вверх и, превращаясь в исключительно крутой ледовый склон, упирается в скалу. Я сейчас точно у подножия главного взлета. Крутой лед, еще более крутые скалы, лагерь должен быть установлен ниже. Кругом марш! Забиваю ледовый крюк, прикрепляю перильную веревку, привязываю к ней все снаряжение, которое я тащил, и начинаю спуск.

На северной стороне гребня из склона выглядывает скала, внезапно пришедшая идея заставляет меня подойти к скале, и я начинаю копать снег лопаткой. Бернар присоединяется ко мне и помогает. Несколько движений… дыхание прерывается… стоп! Пробуем работать сидя. При этом усилия более рентабельны, так как жесты не такие размашистые; экономия сил здесь, на высоте 7350 м и при отсутствии кислорода, совершенно необходима. На Жанну, на Эвересте примерно на такой высоте альпинисты начинали использовать кислород. Что касается нас, мы, по правде говоря, этой потребности не ощущаем. Без сомнения, положительную роль сыграли трудности подходов, непрерывные хождения взад-вперед, подъемы на высоты более 4000 м с последующими спусками. Все это ускорило нашу акклиматизацию. Кто знает, может быть, через несколько лет, наученные опытом, альпинисты вообще не будут применять кислород, даже при очень сложных восхождениях, на очень больших высотах.

Соединенными усилиями мы вырываем ледяные глыбы, которые катятся по склону к обрыву северо-западной стены и совершают впечатляющий прыжок в 2000 м. В километре над нашими головами дымится вершина Макалу. Тибетский ветер. Завтра будет ясно, но в перспективе ужасный холод.

Площадка теперь устроена, готова для установки палатки, которую несет Маршаль. А вот и он вместе с шерпами. Мгновенно снимаются грузы, и, не задерживаясь, люди начинают спуск. Если они хотят спать под крышей, им надо спускаться в лагерь III. Тяжелый день!

Палатка-хижина поставлена и прочно держится на расчалках. Устраиваемся покомфортабельнее и подводим итоги.

Сто пятьдесят метров выигранных по высоте, и наконец установлен лагерь IV. Мы сможем без особого труда дополнительно поставить еще две палатки, вырубив площадку в снежном склоне. Пусть северный ветер бушует, как ему заблагорассудится, мы довольны своей работой. Мы рады солнцу, лучи которого скользят по гребню на закате дня и нежно касаются нашей палатки. О! Только лишь несколько минут, пять, может быть. Сколько времени нужно на мимолетную ласку?

На вечерней связи Параго подтверждает, что Маршаль добрался до лагеря III без приключений, хотя и очень усталый. Из Базового лагеря новости неважные. Клод Жаже по-прежнему чувствует себя плохо, и неожиданно разгорается оживленная дискуссия между Параго, Пари и мной.

— Панама,—говорит Робер,—сделай ему уколы антибиотиков!

— Но он отказывается! Он убежден, что выздоровеет без всяких медикаментов. Я, право, не знаю, что делать!

— Ладно, делай, как хочешь, с меня хватит!

Я слишком дружен с Клодом, чтобы не вступиться:

— Скажи ему, Панама, что он обязательно должен поправиться. Скажи ему, что я в отчаянии видеть его больным, несчастным и все такое…

— Я устал повторять ему это. Ничего нельзя сделать.

— Настаивай, Панама, настаивай. Скажи ему, что он нам нужен, абсолютно нужен. Необходимо, чтобы он выздоровел, хотя бы для того, чтобы подняться в лагерь II и заняться хозяйством. И сделай ему укол, волей или неволей.

— Да, Яник, конечно. Нo ты знаешь, он еще более упрям, чем ты, а это значит немало. Ну ладно, попробую еще. Буду держать тебя в курсе.

Бедный Клод, все это весьма печально для нас, конечно, но прежде всего для него самого. Как он должен мучиться!

Выключив связь, мы остаемся одни и устраиваемся на ночь. Но проблемы ребра гонят сон. Что нас ожидает? Гладкие стены, твердые плиты. Я вспоминаю столько раз читанные и перечитанные предсказания Бордэ, геолога экспедиции 1955 г.

«Большой взлет из чистого гранита, образованного, по-видимому, растрескиванием поверхности под действием низкой температуры. В скале должны быть местами вертикальные трещины, заполненные обычно зеркальным льдом. Это гомогенная скала, без слоистости, очень плотная». «Скалы очень плотные», «лед очень твердый»… Слова эти без конца вертятся в голове.

Ночь провели сравнительно хорошо, несмотря на ветер и наши заботы.





* Опыт покажет позднее, что этот красный гранит на самом деле доходит почти до самой вершины. Последние двадцать метров образованы гнейсом, соответствующим, возможно, знаменитой «желтой полосе» на Эвересте.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32

Оставить комментарий